Топ-5 событий для Туркменистана

– В Туркменистане продолжается операция «преемник». Об этом красноречиво говорит назначение сына президента Гурбангулы Бердымухамедова Сердара министром промышленности и строительства.

В отличие от Сапармурата Ниязова, которому не дали реализовать сразу два глобальных проекта – «султанат» и «наследник», Бердымухамедов пошел дальше. Он уже расставил на ключевые посты в государстве своих людей.

Подобные назначения не самым лучшим образом сказались на экономике страны. В этом контексте прокачивание сына на государственной службе не выглядит чем-то сверхъестественным.

Тем более, что нынешний президент с годами не молодеет и предсказуемо заботится о будущем своей семьи.

На пространстве СНГ преемников из числа близких родственников готовили и готовят президенты Азербайджана и Таджикистана. Тем более, что в отличие от сына Эмомали Рахмона, который в силу молодого возраста озабочен совсем другими проблемами – Сердару Бердымухамедову почти 40 лет.

У сына Рахмона и сына Ниязова есть некоторые общие черты. Они тусовщики и любят отдыхать. А вся политика, интриги, проблемы страны не для них. И поэтому, когда Туркменбаши задумался о передаче власти сыну, окружение лидера воспротивилось этому.

Что-то мне подсказывает, что Бердымухамедов смог внятно донести до своих родственников мысль – как нужно себя вести и как воспринимать будущего главу государства.

– Это событие гораздо шире, чем кажется на первый взгляд, и оно, в первую очередь, касается вопросов, а точнее проблем безопасности.

Нужно ли гражданам Туркменистана общаться с внешним миром? Очевидно, нужно, и они это делают вполне успешно. Иностранные мессенджеры и средства связи работают по своему протоколу. Это чисто техническая характеристика, которая в общих чертах означает только то, что они находятся под контролем других стран.

Положение делсоздает определенные риски безопасности для Туркменистана. Власти пытаются этот вопрос решить. Насколько успешно они это делают – отдельная тема.

Сейчас у страны нет собственных возможностей – интеллектуальных, технических и финансовых ресурсов, чтобы воплотить свои идеи в жизнь.

Попытки Ашхабада хоть и вызывают некоторый скепсис, но в целом, соответствуют общей тенденции укрепления безопасности.

Тем же самым занимается Россия, производя свои компьютеры и постепенно переходя на собственное программное обеспечение и отказываясь от программ, разработанных в США. Тем же самым и довольно успешно занимается Китай – развивая собственную автономную внутреннюю сеть.

Но у Пекина и Москвы есть специалисты, не приглашенные иностранцы, а собственные кадры. Плюс они могут обеспечить всю производственную цепочку от первых разработок какого-то образца до полноценного выпуска готового продукта. Это идеальный вариант. У Туркменистана пока такой возможности нет.

– Это событие нельзя воспринимать в отрыве от контекста. Именно он играет значительную роль в понимании ситуации. Само по себе получение статуса наблюдателя мало что меняет для Туркменистана. Однако, шаг безусловно является индикатором перемен во внутренней и внешней политике страны.

Итак, статус наблюдателя в ВТО не предполагает особых обязательств и тем более влияния на организацию. Но Ашхабад понимает, что ситуация в мире меняется.

Все больше соседей РТ становятся членами всемирной организации, все больше партнеров, с которыми у Туркменистана существуют экономические отношения пытаются вступить в объединения и торгово-экономические союзы.

У страны просто нет иного выхода кроме как демонстрировать свою открытость и готовность к возобновлению старых или налаживанию новых отношений. Получение статуса наблюдателя означает только посыл к западным партнерам – «мы готовы торговать».

Пока преждевременно утверждать, что Туркменистан через пять-семь лет станет полноправным членом ВТО со всеми вытекающими последствиями.

Новый статус, скорее, означает, что в стране происходят постепенные изменения, касающиеся торговли и потенциального участия Ашхабада в масштабных экономических проектах. Однако это не значит, что Туркменистан готов здесь и сейчас изменить свое законодательство в угоду ВТО.

Событие хорошо иллюстрирует выражение: «Я, конечно, обещал на тебе жениться, но я же не обещал выполнить обещание».

– Об этом проекте говорят не первый год и даже не последние пять лет, а намного дольше. Обсуждение темы означает, что Ашхабад остро нуждается в расширении списка покупателей своего газа.

Я считаю, что осуществить проект поставок в Европу в нынешних условиях нереально. Построить трубу, конечно, можно, но до сих пор не решены два ключевых вопроса. Первый – кто будет оплачивать строительство? Второй – готов ли Азербайджан предоставить минимум 50% уже существующего газопровода для своих конкурентов?

Когда Баку спросили о готовности сотрудничества, там ответили – «25% и точка». Азербайджан продает свой газ, зачем им предоставлять свою инфраструктуру, даже получая плату за транзит?

Сейчас ситуация еще больше осложнилась. Наступил мировой кризис из-за пандемии и локальный кризис из-за войны в Нагорном Карабахе. Первый сократил потребление энергоресурсов и привел к снижению покупательской способности, а второй поставил Баку перед необходимость дополнительных трат.

Война в Карабахе, какой бы победоносной, по мнению некоторых стран, она ни была, требует финансовых вложений – сначала на саму войну, а потом и на восстановление подконтрольных территорий.

Желание Туркменистана выйти на новый рынок вполне понятно. Сейчас страна находится в непростом положении. Отношения с нынешними покупателями не самые выгодные: Иран больших денег не дает, объем газа, закупаемый Россией, мизерный, Китай качает газ в счет долга, а проект ТАПИ (проект газопровода Туркменистан-Афганистан-Пакистан-Индия – прим. автора) находится на стадии «давайте строить, но пока не можем».

Поэтому Туркменистан отчаянно ищет еще одну трубу. Ашхабад сигнализирует потенциальным покупателям из Европы: «мы готовы продавать, выделите деньги на проект через Каспийское море». Услышит ли Европа, особенно учитывая достраивающийся «Северный поток-2» и американское лоббирование своего сжижженного газа – это для меня большой вопрос.

– В Туркменистане не подтверждают случаи заражения коронавирусом. Вместе с тем власти закупили оборудование, в стране действует масочный режим. С одной стороны – это двойные стандарты высшей категории.

А с другой, мы говорим о Туркменистане и важно понимать специфику ситуации. Это значит нужно смотреть глубже и шире. Да, официально в стране не объявлена пандемия, но наличие коронавируса уже не отрицают. А это две разные вещи.

Ведь необязательно громко кричать «халва», чтобы во рту было сладко. Достаточно эту халву съесть. Так же в случае с коронавирусной инфекцией в Туркменистане. Власти, официально отказываясь подтверждать наличие заражения COVID-19, тем не менее, предпринимают меры по снижению роста заражения и сохранения здоровья своих граждан.

– Прогнозировать какие-то судьбоносные прорывы в 2021 году невозможно. Это касается любой страны. Пандемия внесла свои коррективы и сейчас ситуация будет сильно зависеть от скорости и эффективности борьбы с вирусом.

Если говорить о Туркменистане, то я не вижу серьезной экономической базы для волшебного выхода из кризиса.

Это сырьевая страна и она зависит от цен на энергоносители. Даже если предположить, что газовые проекты, которые обсуждались в уходящем году, сдвинутся с мертвой точки – они смогут полноценно заработать года через три. Это в лучшем случае. А в худшем – ничего глобально не изменится.